Правда о "Поединке"

В 20-е годы после издания романа "Поединок" за рубежом в нашей прессе, в том числе и в первом издании Литературной энциклопедии, существовала версия, что Куприн, будучи в эмиграции, переделал "Поединок" в монархическом духе.

Заслуга в "реабилитации" великого русского писателя принадлежит Н. К. Вержбицкому.

...Однажды зимним днем 1957 года мы получили бандероль. В ней оказалась монография П. Н. Беркова об А. И. Куприне. Наверху монографии стоял гриф Академии наук СССР.

Откуда узнал автор о существовании скромного писателя Николая Вержбицкого? Объяснение не заставило себя долго ждать.

"...Я давно уже хотел списаться с Вами, - сообщал Берков в своем письме Николаю Константиновичу, - и даже послал письмо в журнал "Дальний Восток", где помещены Ваши воспоминания об А. И. Куприне..." И дальше: "О Вас я знаю давно по переписке Куприна. У меня создалось впечатление, что Вы его племянник... Он называл Вас в письмах "Коля Вержбицкий".

Но взволновала Николая Константиновича не честь, оказанная ему видным литературоведом. Мы снова и снова вчитываемся в уже много раз прочитанные строки. А может быть, и я, и Николай Константинович не так поняли Беркова? А может быть, Берков позже сошлется на авторитетный источник, откуда взял сведения о переделке "Поединка?"

Николай Константинович меряет комнату быстрыми, нервными шагами. Минуту постоит у письменного стола и обратно к окну. От окна - опять к столу, и так без конца.

"Глава 10" - читаю я и перечитываю. "Куприн в 1917-1919 гг."

Огненными цифрами горят номера страниц: 145, 146, 147. Листаю назад, вперед... Нет, не укладывается в моем сознании написанное Берковым: "...Впрочем, известным ответом можно признать то, что, издавая в эмиграции "Поединок", Куприн переработал текст повести, освободив его от критического разоблачения царской казармы, т. е. лишив его самого главного, самого важного. Остались повесть о Раисе Александровне Петерсон, об Александре Петровне Николаевой, об адюльтере..."

Боковым взглядом отмечаю про себя - щеки Николая Константиновича утратили нездоровый вид, да и шаги его стали более размеренными. К нему возвращалось присущее ему самообладание.

- "Адюльтер?" Адюльтер означает - любовная история? Николай Константинович согласно кивает мне головой.

...Берков совершенно четко формулирует свое обвинение Куприну и заканчивает свою мысль словами о том, что "...генерал П. А. Гейсман, который требовал еще в 1905 году на страницах журнала "Русский инвалид" переделки "Поединка" именно в гаком духе, т. е. оставить в повести только историю о неудачной любви офицера Ромашова, был бы доволен".

- Будем действовать! - прервал мою растерянность Николай Константинович.

Голос был спокоен, и в нем даже слышался уже свойственный мужу юморок. В трудные, напряженные минуты он вносил ясность в сложную обстановку.

Решительным движением руки он придвинул к себе поближе газетный стол на одной ноге, взял школьную тетрадку. Проходит какое-то время, и вот уже на ее ровные линейки ложатся мелкие, четкие буквы.

В плане экстренных действий следующее:

1. Прочитать рецензии на монографию Беркова.

2. Искать купринистов, которые бы подтвердили обвинение Беркова.

3. Искать заграничные издания "Поединка" у частных лиц.

4. Запросить крупнейшие библиотеки страны, нет ли у них заграничных изданий "Поединка".

И наконец, письмо Беркову: откуда он взял сведения для столь категорического и жестокого обвинения?

- А может быть, с него бы и надо начинать? - неуверенно предложила я.

- Ни в коем случае. Судя по всему, товарищ Берков занятой человек... бог даст, сами разберемся. Но вот уж, если придут подтверждения... тогда все...

Слово "все" Николай Константинович произнес вдруг потускневшим голосом, безо всякой интонации. Так говорят, когда в доме большая беда - безнадежно болен близкий человек.

...Когда я пишу эти строки, Николая Константиновича уже два года как нет. На нашем любимом круглом столе лежит очередная папка из его "многотомного" архива. На папке знакомой рукой выведено своеобразное кодовое название из двух букв: "КУ". Здесь хранятся материалы об А. И. Куприне.

И не очень доверяясь собственной памяти, я пристально вчитываюсь в каждое письмо, самый маленький и незаметный на первый взгляд бумажный обрывок - немых свидетелей преданности, бесконечного доверия и верности одного человека другому.

Внимание привлекает поблекший листок, вырванный из блокнота. Выцветшие чернила. Страничка помечена 6 июля 1937 года. Но я ее вижу впервые. И не мудрено. При жизни владельца архива я ведь не имела к нему доступа.

"...Приехал А. К. из Парижа. Сегодня я у него в третий раз. Он слаб после гриппа и от пережитого. Его окружает трогательная забота жены Елизаветы Морицевны и нашего правительства. Консилиум врачей заявил: санатория не нужно. Нужен полный отдых и не на юге, а где-нибудь на даче, около садика.

А. И. говорит мало, изредка вставляет в общий разговор крепкое, купринское слово, которое сразу, как луч солнца, делает тему ясной, отчетливой и веселой. Мы встретились поцелуями и принялись вспоминать..."

...Когда Куприн вернулся из эмиграции, Вержбицкий работал в "Известиях" и па общественных началах секретарствовал у Александра Ивановича. Вся почта, приходившая в газету на его имя, поступала сначала к секретарю, а затем уже тот привозил ее своему другу в Голицыно, где Куприны жили на даче "около садика".

Много лет позже, отдыхая в голицынском Доме творчества, мы часто бывали с мужем на улице, в доме хозяина, чью дачу снимал, Куприн. Разговаривали с людьми, помнившими писателя, с воспитательницей детского сада, куда частенько в гости к детям заглядывал Александр Иванович.

Кстати, во время одной из прогулок на "купринскую дачу" я спрашивала Николая Константиновича, не было ли у него разговора с Александром Ивановичем о статье в энциклопедии.

- Был. - Услышала я в ответ. - Он все отрицал. Да, Куприн совершил проступок, который стал для него большой трагедией, он мне в этом признался. "Бегство" его за границу было актом отчаяния... Но что касается переделки "Поединка", он все отрицал. Я не имел права ему не верить...

...В папке "КУ" я нахожу письмо кандидата филологических наук Л. Д. Одульской. Датировано оно 1957 годом.

"...Ваше письмо, - пишет Лидия Дмитриевна, - пришло в тот момент, когда я сама отчаянно разыскивала источники сведения, сообщаемого П. Н. Берковым в его книге..." И дальше: "...на текстологическом совещании, проходившем в ИМЛИ в 1954 году П. Н. (Берков.- Э. М.) полемизировал с В. С. Нечаевой относительно того, что не всегда последний авторизованный текст лучше предыдущих, сослался на порчу текста... Куприным в "Поединке". Дальше было сказано приблизительно то, что мы читаем сейчас в книге о Куприне..."

Заканчивая свое письмо, Опульская приводит имя другого литературоведа, который, мягко выражаясь, поддерживая Беркова, заявил, что и ему "из достоверных источников", но опять же без конкретного адреса, а так, понаслышке, известно, что Куприн в заграничном издании "Поединка" снял наиболее острые места и "повесть, разоблачавшая царскую армию, превратилась в произведение, где автор любуется юнкерской средой...".

...Перебирая материалы папки и вспоминая события тех лет, я не могу не преклониться перед мужеством и самообладанием Николая Константиновича, который твердо шел к своей цели - доказать полную невиновность Куприна в приписываемой ему переделке самого его "главного гвоздя", как он сам называл свой "Поединок".

Я вспоминаю, что дни осуществления плана, который набросал в 50-х годах Николай Константинович для опровержения навета Беркова, тянулись мучительно медленно. А приходившие ответы были и того хуже.

"Нет, нет и нет". Нет заграничных изданий у частных лиц. Нет заграничных изданий "Поединка" ни в одной крупной библиотеке страны, и в том числе в крупнейших книгохранилищах Союза - библиотеках им. В. И. Ленина в Москве и имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.

От переживаний Николай Константинович очень похудел. За письменным столом он часто сидел с беспомощно опущенными руками и взглядом, безжизненно устремленным в стену.

Но вот однажды он вернулся из города радостно возбужденным. Встретил своего старого друга писателя Льва Никулина. Лев Вениаминович рассказал, что, будучи в Париже, встретил общего товарища по "Сатирикону" - Е. С. Хохлова.

- Женька, рыжий, живой! Ну, теперь все. Он обязательно достанет!

И действительно, вскоре Евгений Сергеевич прислал заграничное издание "Поединка", вышедшее в Берлине в 1921 году. Читаем, сверяем - слово в слово, буква в букву, и все как в издании 1912 года.

Но радость была недолгой. Мария Карловна Куприна-Иорданская, первая жена Александра Ивановича, которой Николай Константинович сообщил о своих переживаниях и о посылке из Парижа, огорошила неожиданным сообщением. Все купюры, а ей это известно от одного очень "авторитетного" лица (опять "авторитетное" лицо!), были сделаны Куприным не в берлинском издании, а в парижском. И вынужден он был это сделать, писала в своем письме Куприна-Иорданская, из материальных соображений, иначе бы книга не вышлаз "...Во Франции не принято резко писать об армии, и книга, осуждающая офицерство... сбыта иметь не может..."

Не стану рассказывать обо всех перипетиях, связанных с "оправданием" Куприна. Скажу только одно: правда в конце концов восторжествовала. Ее привезла дочь писателя К. А. Куприна, когда в 1958 году вернулась из эмиграции на Родину.

Мой первый вопрос, когда мы приехали к ней в гостиницу, был: не забыла ли она привезти "Поединок" в переводе А. Монго?

- Да, привезла, - ответила Ксения Александровна. И дала мне книгу.

Не отрываясь, несколько часов подряд читал Николай Константинович "Ля-дуэль" и тут же с французского переводил на русский язык. Я сверяла русский текст с последним советским изданием.

Конечно, трудно говорить о буквальном совпадении, когда дело касается художественного перевода. Но внимательное ознакомление с французским текстом "Поединка" показало, что переводчик А. Монго добросовестно отнесся к купринской повести - в частности, в полной сохранности остались все убийственные характеристики самодержавия.

Редакция "Литературной газеты", куда Николай Константинович обратился с предложением выступить по поводу ложного обвинения П. Н. Беркова, сама еще раз решила убедиться в правильном переводе А. Монго, прежде чем печатать статью Вержбицкого.

...В те дни Николая Константиновича парализовало. Отказала правая рука, отнялась речь. Со статьей "Правда о "Поединке" в августе 1958 года пришлось выступить мне.

...Разыскивая недавно что-то в архиве мужа, я наткнулась на письмо Беркова, где он сообщал, откуда он взял материал для обвинения Куприна в столь тяжком грехе, как переделка "Поединка" в монархическом духе. И вот что я прочитала в его письме-ответе Вержбицкому:

"...По вопросу о заграничном издании "Поединка". Я и в самом деле не помню: до 1923 года я учился в Вене и читал эмигрантские книги и прессу. Где-то тогда я и прочитал об этом, а может быть, и позже - не помню..."

Комментировать ответ П. П. Беркова я не берусь...

Э. Медведовская