Глава XXXIII Стихотворение И. А. Бунина "Сапсан". - Отношения между Куприным и Буниным. - Письмо В. Н. Буниной из Парижа. - Гонорар за "Поединок".

В марте 1905 года Бунин прислал на имя Куприна стихотворение "Сапсан". Александр Иванович к этому времени членом редакции журнала "Мир божий" не был и передал это стихотворение А. И. Богдановичу с просьбой напечатать его в "Мире божьем".

В нашем журнале отдела поэзии не было, и стихи мы принимали в основном для подверстки, чтобы каждый рассказ можно было печатать с новой страницы.

Сдавая материал в набор, Ангел Иванович так и говорил: "Стихи на затычку мы подберем потом, из запаса".

Такое отношение к поэзии возмущало Куприна, но бороться с Богдановичем он был бессилен.

"Сапсан" Ангелу Ивановичу не понравился. Он нехотя согласился напечатать его^*.

^*(Стихотворение И. А. Бунина "Сапсан" было напечатано в апрельской книжке "Мир божий" за 1905 год.)

- Мистическое начало, - говорил Богданович, - слишком длинно. Наш читатель не ищет в журнале стихов.

- Сколько заплатите Бунину за строку? - спросил Куприн.

- В стихотворении сто двенадцать строк... По пятьдесят копеек за строку, - ответил Богданович, - наш обычный гонорар.

- По пятьдесят копеек?

- Другие получают и по тридцать пять.

- В "Знании" Бунину дают пять рублей за строку. В таком случае я уплачу ему из своего гонорара.

В разговор вмешался Ф. Д. Батюшков.

- У "Знания" другие средства. Тираж "Знания" пятьдесят тысяч, а у нас только тринадцать. Разрешите мне, редактору, написать Бунину, что мы предлагаем ему три рубля за строку.

- Мы этого не можем, - настаивал на своем Богданович.

Через несколько дней Батюшков получил от Бунина письмо, в котором Иван Алексеевич соглашался на предложенный журналом гонорар - три рубля за строку.

Отношения между Куприным и Буниным были очень своеобразны. Успех одного восхищал другого, но в то же самое время возбуждал чувство соперничества.

Куприн завидовал блестящей находчивости, остроумию Бунина. Бунин говорил, что Александр Иванович обладает способностью необычайно яркого и выпуклого рассказа.

Дело в том, что Бунин и Куприн - писатели разного характера, разного темперамента.

Куприн долго вынашивал тему, а затем писал быстро, почти без помарок. Варианты и черновики уничтожал.

Бунин писал гораздо медленнее, много раз правил свою рукопись, появлялись варианты.

- У тебя ограниченный словарь, - говорил Бунин Куприну, - ты не работаешь над стилем...

- А ты высиживаешь каждое слово. У тебя в каждой строке виден пот, и поэтому пишешь тягуче и скучно. Меня тошнит от твоих подробностей...

- А меня, - отвечал Бунин, - когда ты в своих рассказах отходишь от художественного изображения и вставляешь целые куски из истории.

- Не сердись, Иван Алексеевич, если я скажу, что ты гораздо больше поэт, чем прозаик, и если бы ты занимался только поэзией, то стал бы большим, очень большим поэтом, а ты разбрасываешься.

Такими откровениями обменивались иногда Бунин и Куприн, и тем не менее они были искренне привязаны друг к другу.

В. Н. Бунина писала мне из Парижа 4 октября 1960 г.: "...отношения Куприна к Бунину были очень не простые, тут понадобился сам Достоевский, чтобы все понять. Диапазон был большой: от большой нежности к раздраженной ненависти, хотя в Париже все было смягчено".

В других письмах Вера Николаевна писала:

"Ведь это он, так сказать, повенчал нас в церковном браке, он все и устроил, за что я ему бесконечно до смерти буду благодарна, так как успокоило мою маму, мое письмо о венчании было к ней последним... Он был моим шафером. Службу он знал хорошо, так как вместе с другим шафером они заменяли певчих. Он говорил, что очень любит устраивать и крестины и свадьбы"^* (3 февраля 1961 года).

^*(17 марта 1961 года М. Куприна-Иорданская писала В. Н. Буниной: "Меня не удивляет, что Александр Иванович принимал живейшее участие, не только словом, но и делом, в Вашем бракосочетании. Его любовь к красоте церковной службы мне была хорошо известна. Среди многих профессий, в которых он себя пробовал, была одно время в глухом белорусском селе и профессия псаломщика".)

"Иван Алексеевич всегда говорил, что он радовался успехам Александра Ивановича, он высоко ценил его художественный талант, но считал, что он мало читает и живет не так, как ему надлежало бы.

Мне всегда казалось, что у Куприна была какая-то неприязнь к Бунину, но не на литературной почве^*. Она проявлялась, когда он был нетрезв. В нормальном состоянии они были очень нежны друг к другу и, пожалуй, ближе, чем с другими писателями" (9 февраля 1961 года).

^*(И. А. Бунин писал о Куприне в 1938 году: "Странно вообще шла наша дружба в течение целых десятилетий: то был со мной весел, нежен, любовно называл Ричардом, Альбертом, Васей, то вдруг озлоблялся, даже трезвый: "Ненавижу, как ты пишешь, у меня от тебя в глазах рябит, одно ценю: ты пишешь отличным языком, а кроме того - чудесно верхом ездишь..." (Альманах "Охотничьи просторы", М. 1958, № 11, стр. 10).)

"Неприязнь" эта понятна мне.

Бунин любил похвастаться иногда своим дворянским происхождением.

Однажды у нас за столом, когда разговор шел о родовитости, Александр Иванович сказал, что и у него мать княжна Кулунчакова. На это Бунин ответил остротой:

- Да, но ты, Александр Иванович, дворянин по матушке.

Куприн, побледнев, взял со стола чайную серебряную ложку и молча сжимал ее в руках до тех пор, пока она не превратилась в бесформенный комок, который он бросил в противоположный угол комнаты.

Забыть это Бунину Александр Иванович не мог. Поэтому известная пародия на Бунина "Пироги с груздями" начиналась так:

"Сижу я у окна, задумчиво жую мочалку, и в дворянских глазах моих светится красивая печаль. Ночь. Ноги мои окутаны дорогим английским пледом. Папироска кротко дымится на подоконнике. Кто знает, может быть, тысячу лет тому назад также сидел и грезил и жевал мочалку другой, неведомый мне поэт?"^*

^*(См. прим. 1 к гл. XL.)

В печати неоднократно сообщалось, что новая повесть Куприна "Поединок" появится в "Мире божьем".

"...искренне хотел отдать повесть в "Мир божий",- писал Александр Иванович Ф. Д. Батюшкову 25 августа 1904 года из Одессы, - отдать не для себя и не для журнала, а исключительно для удовольствия Марии Карловны и для поддержания ее добрых отношений с журналом... о перемене моего решения... я только потому не уведомил вас, что был вполне уверен, что это сделала Мария Карловна. Действительно, я отдаю повесть в другое место. Делаю это по многим причинам..."^*

^*(Письмо Куприна хранится в ИРЛИ.)

Одной из этих причин был мой разговор с А. И. Богдановичем.

Когда Куприн вел переговоры в "Знании" и уже договорился об условиях издания "Поединка", меня не покидала мысль: "Может быть, и я найду возможность протащить повесть через цензуру и напечатаю ее в "Мире божьем?"

Как-то в разговоре с Богдановичем я сказала:

- Александр Иванович может изменить свое решение и отдать "Поединок" в "Мир божий", но на гонорар меньше чем триста рублей за лист он не согласится. В "Знании" ему дают тысячу рублей с листа.

- Вы можете платить вашему мужу столько, сколько вы захотите, - сказал мне Богданович.

- Ах, если так, то, конечно, он выйдет в "Знании".

"Поединок" был напечатан в VI сборнике "Знание"

и вышел в свет весной 1905 года.

Через несколько дней Ангел Иванович и я сидели в редакционной комнате и вели деловой разговор. Дверь в приемную была открыта, портьеры раздвинуты, и с моего кресла через приемную видна была передняя.

Хлопнула входная дверь. В переднюю вошел Александр Иванович. Снял летнее пальто, шляпу положил на полку, одернул пиджак. С пакетом, завернутым в газетную бумагу, он вошел в приемную. Дойдя до середины комнаты, Александр Иванович неожиданно опустился на четвереньки и, взяв в зубы веревочку, связывавшую пакет, двинулся в редакционную комнату.

- Боже мой, в таком виде, что же это такое? Только начало третьего, а он из "Капернаума" идет в редакцию?

Ангел Иванович сидел напротив меня, спиной к двери, и ничего этого пока не видел.

Между тем Александр Иванович, с поднятой головой и болтающимся в зубах свертком, вползал в нашу комнату.

Услышав сзади странный шум, Богданович обернулся и сразу отодвинул свое кресло от стола к стене.

Александр Иванович продолжал ползти. Обогнув письменный стол, он приблизился ко мне и встал на корточки.

- Гав, гав, гав, твой верный песик принес тебе свой гонорар^*.

^*(Когда Куприн приносил гонорар за небольшой рассказ, он говорил: "Это - собаке на орехи".(Прим. автора.))

Он развязал пакет и высыпал мне на колени пачками сложенные деньги.

- А теперь, Маша, - сказал Александр Иванович, поднявшись, дай мне трешницу - я пойду в "Капернаум".

Получив три рубля и поцеловав мне руку, он вышел.

Эта сцена была разыграна для Богдановича. Некоторое время мы сидели молча.

- Что ж, Ангел Иванович, нужны нам деньги? - спросила я наконец.

- Нет, - ответил он резко, - обойдемся векселями и взносами полугодовых подписчиков.