В заключение...

Вспоминая о встречах с Есениным, трудно удержаться от желания дать хотя бы беглую характеристику его творчеству.

Говоря откровенно, все, что приходит в голову по этому поводу, даже самому себе кажется слишком субъективным. Но тут же успокаивает мысль о том, что живой облик, сохранившийся в памяти, всегда готов тебе помочь, если ты хочешь разгадать духовную сущность человека.

...Не один раз говорилось и еще будет говориться о том, что в творчестве Есенина много противоречивого.

Но будем справедливы - у кого из крупных художников не было противоречий, колебаний, срывов, ошибок? Творческий процесс, да еще в эпоху "бури и натиска",- это не гладкое бетонированное шоссе с подстриженными березками по обочинам.

Иной художник даже в самый разгар работы над отдельным, хорошо продуманным произведением вдруг, движимый каким-то трудно объяснимым толчком, круто изменяет принятое вначале направление и начинает по-новому видеть, казалось, устоявшийся образ, заново переосмысливать тему.

Поэтому часто приходит в голову: да не являются ли эти противоречия вернейшим признаком подлинного таланта, всегда находящегося в действии, в состоянии роста, постоянно обогащаемого поисками и мучительной самопроверкой?

Книги Есенина издаются сейчас сотнями тысяч экземпляров, но никто еще не написал подробную и тщательно обоснованную биографию поэта. Имеющиеся автобиографии случайны, крайне лаконичны и поэтому никак не могут дать ясного представления даже об отдельных периодах творческого пути.

Между тем источники и смысл противоречий, самый рост поэта и дух его творчества останутся для нас не раскрытыми до конца, если мы будем брать их в отрыве от жизни, от реальной исторической обстановки.

Но есть и неоспоримое.

Есенин сумел с огромной силой заставить почувствовать и понять мужицкие корни своих образов, своеобразие русской крестьянской подоплеки, утонченной и облагороженной сложным и многокрасочным художественным дарованием.

Однако в этой привязанности к крестьянскому, патриархальному таилась и слабость поэта.

Революционная буря и невиданный социальный сдвиг, как молодую березку, с корнями вырвали его из родимой почвы, а на новом месте эти корни принимались с великим трудом.

А. М. Горький в письме Д. А. Лутохину от 21 сентября 1927 года сказал по этому поводу:

"...это глубоко поучительная драма, и она стоит не менее стихов Есенина. Никогда еще деревня, столкнувшись с городом, не разбивала себе лоб так эффектно и так мучительно. Есенин не болел "дурной болезнью", если не считать таковой его разрыв с деревней, с "поэзией полей". Если б он мог воспевать деревню гекзаметром, мы имели бы Кольцова в кубе, но будущий "великий русский художник"... не получил бы изумительно ценного материала для превосходного романа..." (Соч., т. 30, с. 36).

Теперь уже нет никакого сомнения в том, что поэт, в один именно прекрасный день резко и сознательно порвав с мистическим анархизмом деревни и города, открыто пошел навстречу революционной перестройке всей жизни, открывшейся перед ним. И надо быть мрачным клеветником или слепым человеком, чтобы обвинить Есенина в неискренности или в подлаживании к революционным обстоятельствам во имя славы и добра, разумея под "добром" материальное благополучие.

Наблюдая с вершин своего творческого прозрения, как рушится старое, поэт не жалел об этом, но искренне признавался, что многое, очень многое нужно переделать и в самом себе.

...Напряженность, постоянная внутренняя напряженность поэтической речи - вот что у Есенина господствует над всем. Конечно, и жить он должен был на уровне этой напряженности, чтобы не оказаться в трагическом разладе с самим собой.

...И ум, и стихи, и все лучшие чувства, даже инстинкты - все ушло у Есенина в талант. Поэзия обобрала его, что называется, "до нитки".

Таким он стал, потому что не носил в себе ничего, кроме поэзии.

Не было у Есенина и способности рассчитывать, соразмерять свои творческие силы. Поэтому у него попадаются строки, лишенные художественного вкуса, хотя, как говорят, "гениальность не исключает безвкусия". Он действовал по правилу - что есть в печи, все на стол мечи!

Надеясь, что "нутро", как неразменный рубль, вечно будет в его распоряжении, Есенин не считал нужным постоянно обогащать себя новыми впечатлениями. И у самого берега бушующего моря (в Батуме, во время циклона), когда на его глазах волны, как щепками, играли океанскими кораблями, он писал "Анну Онегину" с тихими рязанскими пейзажами.

Одновременно с этим есенинская лирика широка, как океан,- вот где чудо! Ей в огромной степени свойственна преисполненная страстного чувства мечта о светлой жизни, о вечном празднике человеческого бытия, чистоте и человечности людских переживаний.

Это видно хотя бы из такой особенности его лирики: каждый раз, когда он хочет передать горестное ощущение того, что все, увы, бренно и скоротечно,- тут же рядом вспыхивает горячее чувство любви и привязанности не столько к собственной жизни, к ее неоценимой драгоценности, но главным образом, к людям, которым, что бы ни происходило, а все-таки суждено, в конце концов, завоевать всеобщее и безмерное счастье и этим оправдать свое земное призвание.

Первые строфы поэмы "Цветы", как я уже говорил, Есенин написал в минуты, когда ему казалось, что он скоро и неминуемо умрет, и умрет в обстановке, сходной с обстановкой могильного склепа. И - прислушайтесь! - сколько оптимизма и подлинной, а не копеечной любви к жизни в этих скорбно-уповательных и необыкновенно бодрых строках!

Читая и перечитывая стихи Есенина, нужно, мне кажется, в первую очередь постараться усвоить ту мысль, то основное их содержание - в лирике общения со всем живым на свете. И хотя мы не очень часто встретим у него то, что называется гражданским чувством, зато они всегда полны внутренней, естественной, от сердца к сердцу идущей любви ко всему живому и новому.

Мог ли такой человек, уходя из жизни, брюзжать или обижаться на неудачную судьбу? Конечно, не мог. И, расставаясь, он не хлопнул дверью, а мягко прикрыл ее израненной рукой, прошептав:

"До свиданья, друг мой, до свиданья..."