Глава XL Три пародии. - Приезд в Петербург Сергеева-Ценского. - Чтение "Штабс-капитана Рыбникова". - Отъезд Куприна в Даниловское. - Портрет Л. H. Толстого. - Переписка Куприна с Ф. Д. Батюшковым. - "Гамбринус". - "Путешественники". - Возвращение в Петербург.

В одно из воскресений 1906 года (кажется, это было в ноябре месяце) Александр Иванович после завтрака в веселом настроении сказал мне:

- Маша, я тебе немного подиктую.

Он принес бумагу, чернила и, расхаживая по комбате, начал диктовать. Это были три пародии, посвященные Бунину, Горькому и Скитальцу^*.

^*(Три пародии А. И. Куприна: "Пироги с груздями", "Дружочки" и пародия на Скитальца - были в 1908 году напечатаны в собрании сочинений Куприна (Московское книгоиздательство, т. VI, стр. 87-92). Рукописный текст пародии на Скитальца хранится в ЦГАЛИ.)

Когда Александр Иванович диктовал мне с листа посвящение Скитальцу, в столовую вошел Илья Василевский - редактор газеты "Понедельник".

Александр Иванович махнул рукой: "Не мешай, сейчас кончим".

 Я колокол! Я пламя! Я таран! 
 Безбрежен я и грозен, точно море! 
 Я твердый дуб! Я медный истукан! 
 Я барабан в литературном хоре! 

 Я вихрь и град! Я молния и страх! 
 Дрожите ж вы, наперсники тиранов! 
 Я утоплю вас всех в моих стихах! 
 Как в луже горсть презренных тараканов! 

- Вот видите, я предчувствовал, что мне нужно к вам зайти, - сказал Василевский, прослушав все три пародии.

- Это шутка. Александр Иванович не собирается их печатать.

- Нет, почему же? - улыбался Куприн. - Сколько дадите? Двести рублей дадите?

- За штуку? - спросил Василевский.

- Да.

Редактор вынул из кармана бумажник, отсчитал шестьсот рублей и положил на стол.

- Возьми, Маша, - сказал Александр Иванович, - купишь себе разной хурды-мурды.

Так впервые в газете "Понедельник" появились купринские пародии на Бунина, Горького и Скитальца^*.

^*(За отсутствием в московских книгохранилищах полного комплекта газеты "Понедельник", не удалось установить номера газет, в которых печатались пародии Куприна.)

Бунин при встрече с Куприным молчал. А мне горько выговаривал: "Почтеннейший друг мой, как вы это допустили? Это же свинство".

- Не только допустила, но всячески поощряла и делала вид, что очень радуюсь. Только теперь, когда Александр Иванович отомстил вам за вашу остроту, что он дворянин "по матушке", у него отлегло от сердца и он любит вас по-прежнему.

Бунин кивнул головой и сказал: "Так, теперь я все понял".

Зимой 1906 года Сергеев-Ценский впервые приехал в Петербург и остановился в гостинице "Пале-Рояль".

В один из декабрьских дней мы пригласили к обеду гостей. Стол был накрыт на двенадцать персон. Пришел и Сергеев-Ценский.

После обеда Александр Иванович читал "Штабс-капитана Рыбникова".

Ценскому рассказ показался незаконченным, половинчатым, и он, показывая на стол, сказал:

- Это все равно, если бы вы подали к столу только хвост или одну голову от селедки.

Куприн пришел в бешенство, схватил край скатерти и сбросил всю сервировку на пол,

Вскоре Александр Иванович уехал в Даниловское, откуда писал, что в доме очень холодно, и просил прислать ему печку.

У нас гостил приехавший в отпуск из Балаклавы Е. М. Аспиз. Батюшков и я решили отправить Евсея Марковича в Даниловское и послать с ним от Федора Дмитриевича волшебный фонарь для школы, от меня - печку.

За два дня до отъезда Аспиза в Даниловское в редакцию "Современного мира" зашел неизвестный приезжий. Он хотел видеть Куприна, но, узнав, что Александра Ивановича в Петербурге нет, оставил в редакции пакет для передачи мне. В пакете лежал только портрет Л. Н. Толстого с надписью: "А. И. Куприну. Лев Толстой".

Куприн, получив портрет Толстого, волшебный фонарь и печку с моей запиской, писал Ф. Д. Батюшкову:

"Дорогой Федор Дмитриевич.

...Я чувствую себя недурно, хотя молчание Марии Карловны или, что все равно, ее коротенькие бессодержательные записочки - меня немного волнуют и беспокоят, и я не могу приняться за работу (...).

Напиши мне, прошу тебя, о Марии Карловне. Ты знаешь все, что меня интересует. Потому что я, вопреки моим героическим решениям^*, уже тоскую и скулю. В Даниловском мне все-все напоминает лето, и ее, и Люлюшку. Ты ведь понимаешь всю горькую сладость и неисходную тихую печаль этих воспоминаний... Фонарь и все прочее получил...

^*(Летом 1906 года в Даниловском начался роман А. И. Куприна с Е. М. Гейнрих, из-за которого возник разлад в семье Куприных.)

...Брюсов прислал мне стихи, и отличные. Ради бога, повлияй на редакцию, чтобы их приняли. Я их завтра пересылаю в Спб (...).

Целую тебя. Твой сердечно А. Куприн"

В последних числах декабря 1906 года Ф. Д. Батюшков уехал на юг Франции.

Куприн сообщал ему из Даниловского в январе 1907 года:

"...Живем скучно. Я кое-что пишу. Написал для "Тропинки" детский рассказ "Слон". Пишу теперь для "Мира божьего"...

У меня ревматизм в костях, Кикин^* отморозил ухо, Яков^** - палец, Евсей^*** - щеку. Мороз доходит до 35°".

^*(Кикин - Н. К. Давыдов.)

^**(Яков - Яков Антонович, слуга Н. К. Давыдова.)

^***(Евсей - Евсей Маркович Аспиз.)

Я приехала в Даниловское в середине января. Александр Иванович заканчивал для "Мира божьего" рассказ "Гамбринус". Евсея Марковича Аспиза в Даниловском уже не было. Оставался здесь мой больной брат, Николай Карлович Давыдов, и его слуга Яков.

Погода стояла морозная, и в те часы, когда Куприн работал над рассказом, Николай Карлович и я сидели рядом в комнате и играли в "Путешественники". Маршруты выбирали по немецкому железнодорожному справочнику "Reichskursbuch", в котором сообщались все необходимые для путешественника сведения о железнодорожных станциях, населенных пунктах и городах не только Германии, но и тех стран, с которыми Германия имела прямое сообщение.

Николай Карлович до болезни часто бывал за границей.

После смерти отца (Карл Юльевич умер без завещания), он получил по наследству около 50000 рублен, сдружился с сыном миллионера, князем Демидовым-Сан-Донато, и этих денег ему хватило ненадолго.

Окончательно запутавшись в долгах, Николай Карлович в 1895 году уехал в Зайсан Семипалатинской области, где служил начальником таможенного округа.

Спустя два года, на масленицу, его пригласили на блины за 50-60 верст. Ехать нужно было через озеро Зайсан. Не доезжая до противоположного берега, сани попали в полынью. Кучер Надырбай, молодой, сильный киргиз, вытащил Николая Карловича в намокшей дохе из воды и положил на ледяную кромку. Лошади и сани ушли под лед. Мой брат не мог вымолвить ни одного слова: его разбил паралич. Ему было двадцать семь лет.

Николай Карлович долго лечился, но свободно передвигаться не мог и теперь путешествовал со мной в воспоминаниях.

Наша игра с братом в Даниловском послужила Куприну темой его рассказа "Путешественники".

Когда Куприн закончил "Гамбринус", мы уехали в Петербург.

Двадцать восьмого января 1907 года А. И. Богданович оставил мне записку: "Многоуважаемая Мария Карловна!.. Рассказ Александра Ивановича очень хорош, и вчера в 2 дня он уже сдан в типографию. Корректуру Александр Иванович получит завтра днем или не позже вечера. Так я писал в типографию... Завтра буду в редакции между двумя и пятью.

Федор Дмитриевич (Батюшков) приехал и тоже обещал быть в это время. Пока все. Ваш. А. Богданович".

Ф. Д. Батюшков приехал из Франции с подарками.. Мне он подарил севрский голубой туалетный прибор, Александру Ивановичу - настольные английские часы, величиной с книгу, на бронзовом постаменте. Через толстое прозрачное стекло футляра был виден весь механизм часов. На постаменте надпись: "Александру Куприну - "искрометному тож"^*.

^*(В ноябре 1906 года Ф. Д. Батюшков писал из Финляндии Е. П. Султановой: "...Надеюсь, что удастся провести вечерок в Вашем обществе и с Куприным... Никто лучше не оценит его "искрометность" и неистощимое остроумие, когда он в ударе" (ЦГАЛИ].)

Я поставила часы на камин.

- Идиотская надпись, - сказал Куприн, рассматривая часы.